Командир механизированной роты старший лейтенант Михаил Кирдан с первых минут знакомства покоряет своей искренностью и позитивом. Но когда узнаешь некоторые подробности его участия в боях 2014 года, понимаешь, что перед тобой человек, наделенный изрядной смелостью и силой духа
Июль 2014-го. Лейтенант Михаил Кирдан только что закончил Академию сухопутных войск во Львове и получил направление в одну из механизированных бригад. Несколько дней на приемку взвода, и уже через неделю он был в районе АТО около Саур-Могилы, за семь километров от границы с Российской Федерацией.
— Не успели мы войти в Степановку, как меня вызвал командир роты: «Собирай взвод, выходим», — вспоминает Михаил. — Забросили в БМП боекомплект, воду и на трех машинах выехали. Тогда украинские подразделения попали в окружение, им необходим был коридор. Мы должны были стать одним из его звеньев.
Наше подразделение выдвигалось на перекресток между Победой и Степановкой, который предстояло зачистить от боевиков. Остановились метров за 600 от него. Вдруг сбоку выехал БТР противника и открыл по ним огонь.
— Командир роты сразу погиб. Так я стал старшим. Но тогда еще этого не знал, потому что двигался чуть позади.
Боевики на перекрестке открыли шквальный огонь. Медлить было нельзя. «Кто со мной?» — спросил взводный. Согласился Артем Новак, неказистый на вид боец.
— Парнишка родом из Ровенской области. На вид сразу и не скажешь, что в нем такой стержень настоящего мужчины. А тогда я даже фамилию его не мог вспомнить. Но его твердое «я пойду» сомнений не вызывало, — вспоминает Михаил.
Ребята пошли вдоль дороги, по краям лесополосы. Метров через триста увидели на перекрестке пять-шесть человек в гражданском с оружием.
— Мы с Артемом по ним - из автоматов, из подствольников. Шли напролом, не останавливаясь, — говорит Михаил. — Те, наверное, даже не поняли, сколько нас было, отступили. Когда вышли на перекресток, вызвал ротного по радио, тот не отвечал. Я же не знал, что он погиб... Потом подтянулся весь взвод, потом еще танк подошел.
За несколько часов украинцев на перекрестке накрыли из «Градов», к счастью, никого не задело. А уже на рассвете поперла пехота противника с БТРом. Несколько выстрелов из танка — и их как ветром сдуло.
За несколько часов начали выходить из окружения наши подразделения. Их было немало: около сотни машин, пехота, пограничники, милиционеры. По их лицам можно было понять, через что они недавно прошли.
— Ребята останавливались, благодарили нас. Помню, соскакивает один с БМП, звания не было видно. Мы обнялись. Позже узнал, что это был комбат одной из механизированных бригад. Впоследствии он стал начальником штаба нашей части.
Еще сутки после этого Михаил и его бойцы удерживали перекресток. Однако с каждым часом обстановка ухудшалась — ребят накрывали из «Градов» и ствольной артиллерии, подтягивались вражеские танки и пехота. От обстрелов и перестрелок подразделение таяло на глазах, техника была уничтожена, боеприпасы на исходе, а подкрепление не подходило. Связи тоже не было, поэтому обстановку вокруг Михаил не знал.
Вчерашний курсант оказался в ситуации, когда необходимо самостоятельно принимать важные решения. Задание никто не отменял, впереди многочисленный и сильный противник, а за спиной бойцы, которые молча смотрели на молодого лейтенанта, ожидая его команд...
— Я решил отходить, — говорит Михаил, — как выяснилось, это было правильно. Потом мы держали один из блокпостов на развилке возле Степановки. Противник пер с трех сторон, фактически село было окружено.
13 августа более двух часов снаряды из «Градов» перекапывали позиции бригады, а потом на штурм села пошли вражеские танки и пехота. Именно там, в Степановке, украинцы впервые имели дело с российскими Т-90.
— Через несколько дней поступила команда с боем выходить, — вспоминает Михаил. — Шли ночью вдоль границы. Под обстрелами, через засады, огонь русских танков. Иногда казалось, что все, конец. Но вышел и первым делом позвонил своей девушке, сказал, что жив. После выхода меня назначили в другое подразделение, которое как раз доукомплектовывали. А потом отправили под Докучаевск. За неделю до того там разбили подразделение одной из механизированных бригад, а мы заняли их место. Представляете наши ощущения?
Под Докучаевском Михаил взял в плен российского военного. Местные жители, которые поддерживали Украину, сообщили: на трассе Донецк–Мариуполь, в километре от украинского блокпоста стоит машина. В ней военные в униформе с шевронами России.
Михаил быстренько собрал группу и наведался в тем военным. Их было двое. Русские заметили украинцев, начали отстреливаться. Одного наши обезвредили, а второй был ранен.
— Не оставлять же его умирать. Я вышел из-за своей машины и пошел к нему. Оружие опустил, чтобы тот не пугался. Пока шел, что-то говорил ему, а сам думал, глядя на его автомат, направленный на меня: «Правильно ли я делаю? Сейчас он выстрелит, и я пострадаю за мою же доброту. Может, лучше расстрелять машину вместе с ним?..» Так я подошел к россиянину почти вплотную. Приказал выйти, разоружил его. Потом мы его перевязали и отправили в тыл.
Позже подразделение Михаила направили в Пески, где офицер был ранен. Два осколка пробили руку и остановились в грудной клетке. Врач сказал: «Повезло тебе, дружище, важные органы не зацепило». Затем госпиталь, реабилитация.
После возвращения Михаила назначили на штабную работу. Но за полгода офицер почувствовал, что полностью восстановился, и попросился обратно в роту.
— В июне 2016-го стал ее командиром. А через месяц опять зашел в район АТО и до сих пор на передовой. Главное для меня — выйти в том же составе, что зашли, ведь всех нас ждут дома.
...Когда я возвращался с позиции, где встретился с Михаилом и записал его воспоминания, в голове крутилась одна мысль: почему он тогда, в 2014-м, после всего пережитого под Степановкой сохранил жизнь раненому российскому военному под Докучаевском? Ведь известно, что русские тогда вели себя совсем иначе. Возможно, именно рыцарским благородством украинцы и отличаются от россиян...
Роман Туровец, «Народна армія»
