Как в колониях «ЛНР» празднуют Новый год? Что заключенные думают об Украине? Какие новости смотрят? Об этом и не только Informator.media рассказал недавно освободившийся из Краснолучской колонии Теймураз Нихотин.
Спирт с водою и уголь за свой счёт
Каждый Новый год в колониях оккупированной части Луганской области режим на несколько часов становится чуть более мягким.
Надзиратели приносят заключенным разведенный с водой спирт. На каждого причитается по сто грамм. В остальные 364 дня в году, отбой происходит в 22:00. Но с 31 декабря на 1 января не спать можно до двух часов ночи. На этом поблажки заканчиваются. Кроме спирта, разведенного водой, пенитенциарная система «ЛНР» не обеспечивает заключенных практически ничем.
Цех по производству плитки в Краснолучской колонии
Даже уголь на зиму заключенным приходится покупать за свой счет. Запас угля на ноябрь, декабрь и январь обошелся трехэтажному бараку, в котором живут всего 30 человек, в 30 тысяч рублей. Вскоре в формате «кто сколько может» придется собирать еще 30 тысяч.
«Эффективность. Качество. Дисциплина»
Надпись «Arbeit macht frei» («Труд освобождает») возвышалась над воротами многих нацистских концлагерей. Можно спорить, была ли эта злая ирония намеренной, но совершенно точно, что тяжелый рабский труд ни в одном из концлагерей никого не освободил.
Так же происходит и в «ЛНР». Если в украинских колониях труд — право заключенного, то в колониях на территории, подконтрольной «ЛНР» — обязанность. Если в украинских колониях за труд платят, то в колониях «ЛНР» ставка — блок сигарет за месяц тяжелой работы.
В цехе по производству металлоконструкций Краснолучской колонии висит другая надпись — менее издевательская, чем «Труд освобождает», зато более требовательная: «Эффективность. Качество. Дисциплина».
Цех по производству металлоконструкций Краснолучской колонии
Заключенные Краснолучской колонии насколько могут качественно и дисциплинированно крутят рабицу, выполняют сварочные работы, делают бетон, кирпичи и гробы. Впрочем, перечисление конкретных видов работ не столь важно, потому что всё зависит от наличия заказа на ту или иную продукцию. Так, раньше здесь делали железобетонные затяжки — перекрытия, которые использовались на шахтах. Но из-за блокады спрос на это производство снизился до нуля.
Александр Ефрешин (первый узник «ЛНР», которому удалось добиться освобождения раньше окончания изначального срока), рассказывал, что он работал на производстве шлакоблока. Бригада из 10-15 человек должна была за смену сделать десять кубометров шлакоблока — полностью загруженный «КаМАЗ». Также Ефрешин вспоминал, что в конце каждого месяца расписывался в получении зарплаты. Сумма честно заработанного колебалась между 3 и 5 российскими рублями.
Александр Ефрешин через несколько дней после освобождения
К тем, кто не работает, администрация колонии применяет санкции — им выносят несколько предупреждений (по любым мелким поводам), потом помещают в изолятор. Если в этот момент в колонии проходят так называемые «маски-шоу» — тренировки спецназа «Управления исполнения наказаний МВД ЛНР», — то отказников крепко избивают. Были случаи, когда людей забивали насмерть. В прошлом году «маски-шоу» проходили четыре раза.
Неоформленная «судебная система»
Тем, кто работает, администрация колонии обещает досрочное освобождение. Только вот неизвестно, было ли это обещание выполнено хотя бы раз. При пересмотре дела администрация действительно может не возражать против УДО, но даже положительное решение суда не гарантирует освобождения. Одна из уловок — «прокуратура ЛНР» заявляет о том, что не согласна с решением суда и подает апелляцию. Загвоздка в том, что апелляционной инстанции в «ЛНР» не существует. Она создана на бумаге, но реально не функционирует. Но для репрессивного аппарата «республики» польза в ней огромная — с помощью подачи «апелляции» решение вопроса можно отсрочить на бесконечное количество времени.
«Властям ЛНР» выгодно держать заключенных в колониях как можно дольше
Правозащитник Павел Лисянский рассказывает о случае, когда заключенный, отбывающий срок в 38-ой колонии, которая находится неподалеку от Должанска, отсидел почти вдвое больше, чем предполагал приговор:
«В 2012 году человек был осужден за кражу на 3 года лишения свободы. Но он сидит до сих пор. Дело в том, что еще при Украине он написал апелляцию на решение суда первой инстанции. И теперь т.н. «Генеральная прокуратура ЛНР» отвечает ему, что в «ЛНР» нет апелляционной инстанции — судебная система сформирована не полностью, — поэтому его апелляция не может быть рассмотрена: «Но как только она создастся — у вас будет возможность туда обратиться, чтобы обжаловать свой приговор». А человек уже два года пересидел, и непонятно, когда он освободится».
Строго по курсу
После того, как «ЛНР» стала подстраиваться под российское законодательство, режим в колонии стал более строгим. Это стало следствием небольших различий в классификации: в Украине есть исправительно-трудовые колонии общего, усиленного, строгого, особого режима и колонии-поселения, в то время, как в России есть тот же набор, кроме колоний усиленного режима. Соответственно, после того, как законодательство «республики» было синхронизировано с российским, то для краснолучской колонии уровень строгости режима был повышен с усиленного на строгий.
Заключенный с бейджем
Это сказалось на куче бытовых мелочей. Вплоть до полного запрета на тапочки и необходимости постоянно носить на груди бейдж, на котором указаны ФИО, статья Уголовного кодекса, по которой человек был осужден и срок пребывания в колонии. Это может показаться мелочами, но сами заключенные говорят, что усиление режима очень сильно сказалось на их самочувствии.
Очередное ужесточение режима произошло после того, как в украинских и европейских СМИ начали выходить материалы об уже упомянутом Александре Ефрешине. Он был амнистирован украинским судом, но к моменту, когда суд принял решение, псевдореспублика уже отказалась признавать решения «судов другого государства», с которым у «ЛНР» не заключено соответствующее «межгосударственное соглашение».
Павел Лисянский и Теймураз Нихотин на пресс-конференции в день освобождения Нихотина
Информацию о Ефрешине (а заодно и о положении дел в колонии в целом), СМИ получали от Павла Лисянского. Большая часть заключенных узнали о том, что кто-то общается с внешним миром только тогда, когда в колонию приехал пропагандист «народных республик» Грэм Филлипс, который снял часовое видео, в котором пытался опровергнуть материал BBC о том, что в «ЛНР» заключенных принуждают к труду.
«Очень большой переполох был, — рассказывает Теймураз. — „Все, 100%, выход на камбуз!“ Блатные, заводные, все! Только дневальные должны были оставаться на бараке. Везде посты стоят, все по стойке смирно. На камбузе все в белых фартушках. Тогда мы не понимали, что происходит, уже потом стало понятно, что это из-за Ефрешина. А его где-то на промке „упаковали“. Хотя тот журналист требовал: „Приведите мне Ефрешина“, но они не привели. Наверное, недостаточно настойчиво требовал».
Приезд пропагандиста с видеокамерой — праздник для Краснолучской колонии (кадр из сюжета пророссийского журналиста Грэма Филлипса)
Вскоре после этого всем заключенным запретили пользоваться смартфонами. Объяснили это тем, что Ефрешин «сливал» информацию через интернет. Конечно, формальный запрет существовал и раньше, но тюремщики смотрели на эти нарушения сквозь пальцы. Мобильный телефон в колонии — не только отличная «убивалка времени», но и единственная платежная система. С помощью денег, которые есть на счету, можно расплатиться за определенные товары и услуги, которые неформально можно получить на зоне.
«Братва пыталась договориться, но им сказали: «У нас указівка сверху»», — вспоминает Нихотин.
Украинский вопрос
А вот «телеплюрализмом» зеки пока не обделены. Благо, они позаботились об этом заблаговременно, купив в 2012 году вскладчину спутниковые тарелки на все бараки. И даже теперь заключенные «ЛНР» каждый день смотрят по два выпуска новостей — сначала по украинскому телеканалу, а затем — по российскому.
Надзиратель и заключенный наперебой рассказывают о прекрасной жизни в колонии (кадр из сюжета пророссийского журналиста Грэма Филлипса)
Спрашиваем Нихотина, есть ли среди 700 заключенных колонии «политические».
Теймураз говорит, что сейчас, насколько ему известно, нет. Но 27 декабря трех человек «подняли» с помещения камерного типа (фактически — подвала) и отправили на обмен. Но о том, что в том подвале сидели люди, остальные зеки узнали только постфактум. У всех троих были большие сроки. Одного из них, как рассказывали на зоне, осудили за то, что он спел песню «Океана Эльзы».
«Они [зеки] недовольны всем, — заверяет Нихотин. — Все хотят Украину, все хотят, чтобы было, как раньше. Но говорить боятся».
По словам Теймураза, из зеков Краснолучской колонии воевать не пошел никто. А вот гражданские, по его мнению, зачастую делают такой выбор вынужденно.
«Они идут в «ополчение» не для того, чтобы воевать. Нет у них мотивации воевать. У них есть мотивация получить зарплату 15 тысяч рублей», — заверяет экс-заключенный.
Вступить в ряды боевиков предлагали даже таксисту, который подвозил Нихотина от колонии до КПВВ «Станица Луганская». За зарплату в 18 тысяч рублей он мог стать доблестным водителем «КамАЗа» при еще более доблестном «ополчении».
За годы отрыва от реальности и тесного контакта с «народной республикой», Теймураз начал несколько идеализировать Украину.
По дороге из Станицы Луганской до Северодонецка он не отрываясь смотрел в окно.
— Это всё разрушено из-за войны? — спрашивает он, глядя на последствия прямых попаданий снарядов в Макарово.
— Да, в 2014-м.
— Почему до сих пор не сделали?! — недоумевает Теймураз.
Ничуть не меньшее удивление у него вызвает и отсутствие высокоскоростного мобильного интернета.
«А чё тут не ловит 3G? Это же Украина!» — восклицал он.
Иван Бухтияров
